Бабуля моя молодец. В свои 86 лет она держит трёх коз, кур, большой огород, может и покосить. Я люблю у неё бывать. Ведь она знает столько всего интересного.
Прихожу к ней в гости, подсаживаюсь за стол. Старушка любит поговорить, только сделайте вид что слушаете – не отвертитесь: будет рассказывать и рассказывать. Но мне неинтересно слушать как дела у соседей, кто с кем поругался и тому прочее. Нужно направить разговор (а точнее, монолог) в нужное русло.
- Баб, а чего это у тебя на потолке ножик в матку воткнут? – спрашиваю, хотя и сам прекрасно знаю зачем. Маткой, если кто не знает, называют поперечную балку, на потолке, куда налаживаются доски.
- Ну как сказать… - затягивает она.
- От колдунов, да? – не выдерживаю я.
- Да. У меня раньше в косяке дверном был, правда, затерялся куда-то, ещё три иголки заговоренных...
- Бабуль, но ведь колдунов-то не бывает, - резко подлил масла в огонь. Она чуть не поперхнулась.
- Как не бывает?! – и понеслось.
Навострил уши и стал слушать. Колдунов-то у нас оказывается, пруд пруди, ну одного другого я знаю, подтверждаю, а о других и не слышал.
- Приходит один, а я ухваты и кочерги перевернула рогами вверх, а для них это тяжко, вроде как сила выходит у них от этого, или что ещё от этого, ну да не важно. Сидит он у меня час, второй, третий и всё не уходит, то одно начнёт рассказывать то другое, то молчит просто. Вишь: не пускают его ухваты-то! Я ему намекнула, прямо говорю, что пора, а как прилепился к стулу.
Тут я встала, занавесочку отдёрнула у печи, там, где они стояли, опять их вертать начала. Он-то как увидал – побледнел весь сразу, кровью глаза налились, прохрипел: « Ну, вот мне и х**ц пришёл!» - и из избы вылетел, как ошпаренный, больше не захаживал.
Смеётся. И я смеюсь.
- А про Гришу-колдуна ты мне хотела рассказать, - просмеявшись напомнил я.
- Он нам дальней роднёй приходился, бывало, захаживал по делам. У меня вот помню, тётка во второй избе сидела (примечание: диалект, т.е. во второй комнате; помещение, где находится печь и входная дверь, следовательно - «первая изба»; третье, если есть ещё, называется «третёвня»), а она его не любила, уж сейчас и не помню за что. Увидела в окно, что он идёт, так давай молитвы шёпотом творить. Он же, как зашёл, нож я вынула, сразу к ней в избу. «Что я тебе сделал, чего ты, чего?» А она его не слушает, знай себе, читает, затрясся весь, и выбежал.
Я как-то раз ножик не стала убирать, «Дай, думаю, погляжу, что выйдет». Он до порога-то дошёл, а дальше не может, не пускает его нож. «Акулин, ну чего нам с тобой ругаться, сердишься, что ль на меня?..» «Да и не ругаемся мы с тобой, и сердится не на что…» Только он своё твердит, а про нож не слова. Голос то на шёпот сорвался. Так и ушёл.
- Баб, а зачем, они людям-то вредят? Какой им с этого прок?
- А не могут они не колдовать! Ежель колдун не поколдует, так его корёжить начнёт, плохо ему будет. А вот как чего-нибудь сделает, так и отпустит. Надо ему будет силу передать, ученик нужен будет. Найдёт паренька али девчушку поспособней, с дуру-то и согласятся, по молодости ветер в голове, так ведь интересно же. Подучит, как силу получить (примечание: надо признать, что способы получения силы, довольно мерзопакостные, и нервы нужны стальные; у целителей, к примеру, такого не бывает), учить будет. Сначала на своей родне будут испытывать, если смогут, то и на других людях тоже получаться будет, экзамен вроде как. И перед смертью передадут. Чуют они смерть свою.
- А Грише-то кто передал? - заинтересовался я.
- Уж и не помню, был один, знал. Сильный колдун был. - Задумалась бабушка (примечание: у нас, когда говорят: « знал, знает » - подразумевают колдовство).
Мы ещё говорили о летунах, домовых, вновь о колдунах, и прочем, прочем, прочем, прочем… Беседа длилась долго, пару часов мы с ней точно просидели, я уже порядком устал, собирался уходить, но бабуля меня остановила:
- Погодь, последнюю историю расскажу.
Есть у нас в селе одна женщина, с сестрой живёт. Так вот, заболела она чем-то, в больнице лежала, но толком не вылечилась, болезнь у неё какая-то каверзная была. Вот надоумил её кто-то к одной бабульке-ведунье сходить, она-де знала. Так вот, та её и подучила три ночи на кладбище ходить. Что она там делать должна - я не знаю, не сказала она мне.
- Так тебе это она сама рассказала?
- Да. Так вот, отходит она три ночи, и болезнь пройдёт. Ведунья-то ей и говорит: «Ты как пойдёшь часов в 10, иди не оглядывайся, молитвы не твори, за тобой конь идти будет, весь в железках (тут надо сказать, я задумчиво чешу за ухом, вероятно, надо понимать, что «конь, закованный в латы», что заставляет ещё энергичней чесать за ухом, потому что, зная хотя бы примерно историю своего края, можно говорить, что появиться он здесь никак не мог, хотя, возможно, я ошибаюсь, или эти «железки» вовсе не латы, или как это там называется), но ты не бойся, повторяй: «Шпага в руке, шпага в руке…». Он до ограды только дойдёт, после полуночи возвращайся».
Послушалась она её, к вечеру собралась, пошла. Людей никого. Слышит за собой, копыта цокают, страху, говорит было много. Но знай себе, твердит: «Шпага в руке». Конь уж в затылок дышит, однако ничего, дошла, а обернулась никого. Идёт она и средь крестов видит девочку маленькую, в худом ситцевом платьишке. Женщину до мурашек пробрало, от изумленья только и могла спросить: «Что же платье-то на тебе такое худое?» «Так ведь война, тётенька, не достать материалу» (Забыл сказать, что дело происходит в наше время). Видишь ведь, милай, не убоялась с мёртвой-то говорить. Дальше идёт, слышит, трактор тарахтит, мужик едет, этого вроде признала, хоронили не так давно. Так ночь её первая прошла.
На вторую её ночь, всё так же конь шёл, но страшно не было. Я у ей спросила: «А брата своего ты не видала?», она говорит: «Нет, бабушка, не видала, но голос слышала», а он у неё от водки помер. Пришла она значит, а там покойников-то собралось, ой сколько! Она с ними разговаривала до полуночи. После заторопились они. Она спрашивает: «Куда же вы», а они ей в ответ: «Пора нам, нас только до 12 отпускают». Так прошла её вторая ночь.
А сестра у ей, всё узнала: «Не пущу, делай что хочешь, но не пущу, ходила одна такая, так её летун разорвал! Не ходи!» А ведь и верно, было такое, - тут бабушка призадумалась, - нет, не помню, кого это так угораздило. Ладно, пусть.
Она тогда сына попросила отвезти её на мотоцикле тайком, в соседнее село, на тамошнее кладбище. Сама-то родом оттуда, а живёт у нас. Сын согласился. Поздним вечером выехали. Только подъезжают к тамошнему кладбищу, появляется женщина в белом. «Вам сюда ходу нет», - говорит. Не могут проехать и всё! Не едет вперёд. И так, и эдак, с другой стороны заедут - эта в белом у них всегда на пути.
Плюнули, поехали на наше кладбище. Время поджимает. А тут и конь появился, за ними скачет, не отстаёт. Домой свернули.
Так и не получилось у неё третью ночь отходить, не вылечилась.
- А кто же эта женщина в белом?
- Видно, душа сторожа.
- А у нас тогда, выходит, сторож – конь?
- Выходит, так.
На этом я с бабушкой распрощался и ушёл.
Я не могу проверить правдивость этих историй, но знаю, что мне бабуля врать не станет. Я ей верю, вы как хотите.

Запивая пресняки молоком и удобно вытянув ноги под столом, я спросил:
- Баб, а кто такие летуны?
- Летун - это нечистый дух, - заговорщическим тоном начала объяснять бабуля, явно обрадованная тем, что я никуда не ухожу, и всё ещё не потерял интерес к её россказням, - он появляется, когда человек плачет долго по умершему, тоскует, убивается так, что невмочь. Прилетает он с могил, а видом он как нырок (головастик), только огнянный весь и с крыльями, оборачивается покойным и к тому, кто плачет будет ходить.
Мне сразу вспомнился змей перелесник из легенд и Юж у западных славян: одно лицо, не находите?
- И что же здесь такого? Ну, ходит и ходит…
- А то, что человек не жилец после этого… У моей двоюродной сестры муж помер, и к ней летун повадился, а через несколько дней её убитую наутро нашли, может и воры, ток я в это не верю, да и никто не верит, жили очень бедно, нечего было у них брать…
Тут я призадумался. Может и правда, может и нет: летун сам – это например шаровая молния, которой народное воображение пририсовало крылья, а убитому горем человеку мало ли что привидеться может.
Наверное, по моему задумчивому виду бабушка догадалась, что я засомневался.
- Чего брови хмуришь? Вот послушай…
Здесь, на Задах (прим.: название определённой части села по уличному, например ещё: Вершины, Капкас, Новый, Конец) одна баба жила, Надькой звали. Сынишка у неё маленький убился: в яму упал и шею свернул; но правда пережила как-то, муж поддерживал, родня. Через какое-то время не стало Лёньки, мужа её. Это её и доконало.
Жить они стали втроём, сестра старшая Катя, да дочурка Надькина, убогая: губа нижняя изуродованная у ей. Так вот, что ни день, плачет жена по мужу, ходит всё, причитает: «…на кого покинул? Как же я без тебя?» Мундир его из сундука достала, да и на стену повесила, фуражку вычистила.
Вот и повадился к ней летун. До дороги долетит, у обочины, напротив её дома стукнется оземь, рассыплется искрами и обернётся Лёнькой. Придёт к ней, разговаривают, советы по хозяйству даже давал, конфеток убогой приносил, только были те конфетки козьими говнами да гнилушками.
- Откуда такие подробности?
- Я с Надькой калякала, вот от неё и узнала. Часу где-то в 11-ом прилетит, а к 12-ти обратно собирается, нельзя ему больше. Через дорогу перейдёт, обернётся опять летуном и улетит. Сестра услыхала как-то, что разговаривает Надька с кем-то, а с кем - не видать. Спросила у неё наутро: «С кем эт ты Надьк вечером шепчешся?» А та и не скрывает. «С Лёнькой» - и рассказала всё. Катька перепугалась, к матери кинулась. Крест над дверью повесили, ладану на окна положили, мать у них на ночь осталась. Ближе к ночи летун явился, хвать, не пройти никак, к окошку и тут никак, стукнул и взвился. Бабы затихли. «А-а-а, догадались!» - проговорил Лёнька из печной трубы, и с шумом улетел.
- И что же дальше?
- Перестал ходить, но как-то раз, Надька в дровник за дровами пошла, села там, опять плакать начала. И тут к ней Лёнька зашёл, это днём-то! Тут она что-то испугалась, и выбежала. Но с тех пор больше не приходил.
Теперь ночью кладбище буду за километр обходить, а вы, если интересно, валяйте, потом расскажете, может увидите, как летун встаёт, если вас «враг не разнесёт», по меткому выражению бабули.
Ну да ладно вот вам история о том, что случилось лет 50 назад в семье моей другой бабушки.
Эту историю мне рассказала мать, а ей в свою очередь своя мать и старшие сёстры.
До рождения моей матери, в их семье родились и умерли по болезни две девочки: Люба и Нина. Со смертью обоих связаны удивительные вещи, но про вторую расскажу как-нибудь в другой раз
Нине и 2-х лет не было, когда она простудилась подхватила воспаление лёгких и умерла.
Бабушка здорово горевала, плакала всё время, дед её ругал за это, сколько ж можно, надо и о других детях думать, деваться-то некуда, и мёртвых не воротишь.
А она украдкой стала, тайком от дедушки значит, сядет где-нибудь и плачет. Долго так было, пока не случилось следующее.
Сели ужинать как обычно, часов в 8-9, за окном уже стемнело. И тут в стену шарахнуло так, что вся изба затряслась и свет синий в окно брызнул. Думаете молния? Ан нет, не было на улице грозы, считай что ясное небо. Дед схватил топор и выскочил из дома.
Долго его не было, но когда вернулся, тёмен был лицом. Крепко он бабушку отругал, а о том, что видел - никому не сказал.
С того всё прекратилось и ночи были их спокойны…
Пока не забыл: на одной из наших посиделок у костра, знакомый парень обмолвился: «…сейчас там колдун летает…». Разговор шёл о соседнем селе, естественно потребовали пояснений. «В 9 вечера, каждый день, он начинает по селу летать, над кладбищем часто видят, кто к нему поближе живёт, стараются все дела делать до 9-ти и не высовываться после, он в шар светящийся превращается, так и летает». На вопрос: «откуда дровишки?» ответил уклончиво, что, дескать, от местных слышал, а если что, то можем у его матери спросить, если ему не верим, она тамошних знает.
Ну и какой же это колдун? А там, если это правда, конечно, как ни печально, скорее всего кто-то загнулся.