Эта история произошла со мной в возрасте 16 лет. Моя бабушка родом из
маленькой таежной деревни, где на момент моего последнего пребывания
осталось только 12 жилых дворов. В её семье было 6 детей, все
разъехались жить по разным городам необъятного Советского Союза, и
получилось так, что в деревне осталась жить только одна из бабушкиных
сестер. Раньше мы часто ездили летом в гости в это чудесное место:
величественные сосны, извилистая и чистая речка, звуки природы и еще
много прелестей деревенской жизни. И тут раз бабушка пришла к нам в
гости и сказала матери, что планирует съездить к Галке (так зовут ее
сестру), мол, уже старые стали, когда еще свидимся. Я, услышав этот
разговор, начал уговаривать бабушку взять меня с собой: во-первых,
родители в то лето начали строительство коттеджа и мне абсолютно не
прельщало проводить все лето, мешая раствор, подавая алкашам-строителям
кирпичи и вдыхать ароматы кирпичной крошки вперемешку с запахом «Примы»,
во-вторых, почему бы две недели не провести на рыбалке, поскакать на
лошади — тем более, что к соседям тети Гали практически каждое лето
приезжал внук Егор, с которым мы пересекались пару раз и вполне сносно
общались. Мама на удивление легко согласилась, и вот я уже трясся с
сумкой в душном «пазике».
После 10 часов мытарств по нашим
дорогам мы наконец-то добрались до деревни. Встреча была организована на
высшем уровне, присутствовали все местные жители, как и принято,
выпили, вспомнили прошлое, поплакали, да закончилось все песнями типа
Зыкиной «Из далека долго». Мне просто не передать вам мое настроение,
когда я узнал, что Егор не приедет, и мне теперь необходимо занимать
себя две недели самому. Скажу сразу, сто дом у тёти Гали был довольно
большой, мне отвели место в дальней части, и только я устроился на
кровати, как сразу погрузился в царство Морфея.
Проснулся я, как
ни странно, в хорошем расположении духа. Окно было открыто, и в комнате
было настолько свежо и пахло разнотравьем, что даже самый заядлый
пессимист невольно бы улыбнулся. Я уже слышал, как на кухне готовятся к
завтраку: бабушка с сестрой смеялись, гремели посудой и накрывали на
стол. Я быстро оделся, вышел поздороваться и увидел сына тёти Гали. Ну
как же я мог забыть про дядю Витю? Он был егерем в местных лесах и часть
лета проводил в гостях у своей матери. Мужиком он был хорошим, лес знал
как свои пять пальцев и очень интересно про него нам с Егором
рассказывал. Мы обменялись крепким рукопожатием, перекинулись фразами
типа : «Ну ты и вымахал, как жизнь?» — и т. д. После завтрака он
предложил мне сходить на охоту, на что я с радостью ответил согласием.
Идти нам нужно было до старого охотничьего домика, что составляло около
15 километров.
После коротких сборов мы выдвинулись в путь.
Сначала идти было легко: хоть яркое солнце и пробивалось сквозь кроны
вековых гигантов, но в бору было прохладно. Умопомрачительный запах хвои
и трав и непривычные для городского обывателя звуки множества птиц
делали наш путь увлекательным. Мы останавливались на рыбалку, поймали
трех щук на уху — в общем, блаженство. Но по прошествии некоторого
времени начала накатывать усталость. Для тех, кто не был в настоящей
тайге скажу, что это не то место, которое представляют в кино: тропинка и
маленькие ельники. На самом деле это поваленные сосны, дорога то уходит
вниз, то круто идет вверх, ветки так и хотят хлестнуть тебя по лицу — в
общем, есть неприятные моменты.
К вечеру дня мы вышли на большую
поляну, и дядя Витя сказал, что за ней и находится охотничий домик. Я с
радостью бросился в высокую траву, но он остановил меня и сказал, что
лучше это место обойти. Я, проявляя весь свой юношеский максимализм,
начал спорить с ним, объясняя ему законы проведенной прямой из
геометрии, пытался склонить его пройти более коротким путем, но он
почему-то был непреклонен. Итак, я в плохом расположении духа отправился
за ним обходить эту огромную поляну. Он пытался разговорить меня, но я
всячески давал ему понять, что очень обижен.
— Поверь мне, так будет лучше, — сказал дядя.
— Каким образом-то? — парировал я.
—
Ну хорошо, слушай. Раньше на этом поле косили траву всем селом, — начал
свой рассказ мой попутчик. — Оно делилось на деляны для каждого дома, и
начинался сенокос. Делил поле староста деревни, делил справедливо,
никого не обижал, но один раз мы с твоей бабкой чуть было не обиделись
на него. Случилось это в один из дней, когда мы пошли с ней стога
собирать, пришли на свой участок и начали сгребать сено. Видим — вдалеке
на другом участке работает одна девушка, да только мы вдвоем стог
собираем, а она за это время три. «Витька, а чей это участок?» —
спросила тогда мня твоя бабушка. «Старосты это участок, вон и дочь его
работает, только почему-то одна, да только смотри, какой староста себе
участок взял — трава густая, раз так быстро она стога скидывает, вот
хитрец!». И продолжили работу дальше. Вдруг слышим — кричит нам что-то
Полинка (так звали дочь старосты) и руками нам машет, зовет. Я и говорю
твоей бабке: «Сходи, посмотри, что ей там надо, а я работу продолжу».
Ушла она, а я остался работать. Проходит время, а она вся бледная
приходит и говорит: «Иду я к Полине, а она все дальше отходит и все
зовет. Дошла я за ней до начала леса, там она остановилась и улыбается,
стоит. Только, Витька, испугалась я, не пошла в лес, что-то в Польке не
то».
— И что же дальше было? — спросил я у дяди, подогретый интересом.
—
Да ничего, продолжили работу, смотрим — Полька тоже на участок
вернулась и сгребает сено, потом опять кричать нам что-то начала и
машет, мол, идите сюда. Я Екатерине (имя моей бабушки) и говорю: не
смотри ты на нее, видимо, голову перегрела. Так и закончили работу,
смотрим — а дочки старосты-то уже и нету. Вернулись в деревню, Катька
первым делом побежала к председательскому дому, узнать у Полинки, что же
она хотела. Я остался дома, стал коня распрягать, как вдруг вбегает
твоя бабка и говорит: «Витя, нечистый это был», — и ревет. «Да какой
нечистый-то? — спрашиваю я ее. — Ты чего несешь?». «Полинка с утра в
город с отцом уехала на колхозном автомобиле». Тут мне стало не по себе,
но доля сомнения осталась, вдруг шутка чья дурная. Успокоил я бабушку
твою, занялся своими делами и забыл уже совсем об этом случае. Как вдруг
слышу — остановилась машина у дома председателя, и из нее вылез он с
дочкой. Я узнал потом у водителя, что они действительно были весь день в
городе. В следующие разы на сенокосе ничего необычного не происходило,
но, как оказывается, только у нас. Жители деревни начали говорить, что
видят там разных людей, кто знакомых, кто незнакомых, а кто и самих
себя. На собрании колхоза, пока не случилось еще чего страшнее, решили
все вместе перенести сенокос на другие поляны, благо таковые имелись,
хоть и меньше, конечно, но без чертовщины.
— И все прошло? — спросил я.
— Да, больше никто ничего не замечал, — сказал дядя Витя. — Ну вот, мы и пришли почти.
И вправду, недалеко виднелась маленькая избушка аккурат за этим полем.
— Только недавно, месяца два назад, когда я обход делал... — продолжил мой попутчик. — Видел я самого себя на этом поле.
— Как самого себя?
—
Да вот так, смотрю — стоит, на меня пялится, улыбка на все лицо, и
рукой так слабо помахивает, мол, иди сюда, — ответил мне дядя.
— А ты что?
— Что-что, отвернулся, чуть не поседел окончательно, и пошел дальше. Больше ничего и никого не видел.
Скажу
честно, меня пробрали в тот момент мурашки и стало не по себе, ведь я
шел совсем рядом с тем самым местом, где приключились все эти истории.
Задумавшись над этим, я и не заметил, как мы пришли. Начинало
смеркаться, мы развели костер, сварили уху из пойманной нами рыбы,
говорили о том о сем, немного выпили (я знал, что дядя Витя никому не
расскажет про пару рюмок самогона) и начали готовиться ко сну.
Охотничий
домик представлял собой бревенчатую избушку без окон, с массивной
дверью и двумя лежанками. Вырубился я практически сразу, но проснулся
оттого, что услышал чьи-то шаги за дверью. «И чего не спится?» — подумал
я, но увидел, что дядя Витя сидит рядом с керосиновой лампой и
показывает мне, чтобы я молчал. Я тоже сел, но страшно не было, я
почему-то сразу подумал, что это медведь почуял стоянку и пришел
поживиться чем-нибудь, что оставили люди. Мы же были за крепкими стенами
избы, с крепкой дверью и засовом, а также у нас были ружья. Но вдруг
все стало тихо. Потом мы услышали, что кто-то обходит избушку. Снова
тишина — и вдруг стук в дверь. Меня начало не на шутку трясти, сердце
забилось так, будто сейчас вылетит, но дядька был относительно спокоен и
сосредоточен.
— Кто там? — спросил он.
Ответом была тишина, только слабое шарканье и толчки в дверь. Я весь покрылся мокрым потом и крепче стал сжимать ружье.
— Кто там? — снова повторил дядя.
— Люди добрые, впустите, — проговорил кто то за дверью севшим голосом. — Мне бы только водицы, да дорогу показать.
— Нет у нас воды, дорогу не знаем, иди подобру-поздорову, — ответил ему дядя Витя.
— Впустите,— снова раздалось за дверью, и сопровождалось это резкими тычками в дверь.
— Что это за херня?— дрожащим голосом выдавил я из себя.
— Не знаю, — ответил мне дядя, — но ни ног, ни тени нету, — и показал пальцем на щель между полом и дверью.
Я
посмотрел туда и не увидел ничего, хотя в дверь толкались и стучались.
Мне стало плохо, к горлу поступил ком, в висках застучало с такой
неимоверной силой, что мне казалось, будто голова моя лопнет. А стуки в
дверь и фраза «впустите» до сих пор продолжались. Потом в дверь начали
биться с такой силой, что я не на шутку испугался — а выдержит ли она?
После этой мысли я потерял сознание.
Пришел в себя уже утром.
Дядя Витя сидел у открытой двери и судорожно курил. Он рассказал мне,
что весь этот ужас продолжался до рассвета, потом все просто стихло. Мы
быстро собрали вещи и ушли.
Больше я не ходил далеко в тайгу. Но остался один вопрос — что же это было и что бы случилось, если бы мы открыли дверь?
P.
S. Деревни больше не существует: кто-то уехал к родственникам в города,
тетя Галя умерла своей смертью, но это было уже после того, как в
деревне без вести пропали два человека... Поделиться:
|