Холодный колючий ветер обжигает лицо, пробирается под воротник, кусает за голые ладони. В эту зиму вьюга свирепствует как никогда. По безлюдной улочке идут еще две фигуры, я узнаю их. Мы молча сближаемся и так же молча продолжаем свой путь уже вместе. Этот район со старыми деревянными бараками опустел уже давно и пользуется дурной славой у жителей нашего города, но нам нужно именно сюда, в самое сердце этой проклятой территории. Проклятой по нашей же вине.

Вдалеке можно разглядеть еще несколько человек, отчаянно борющихся с ветром, но упорно идущих вперед. Мы не спешим догонять их, скоро мы все равно увидимся.

Вот и наша конечная цель — старое серое здание детского сада, где мы когда-то имели несчастье встретиться в первый раз.

В коридоре, топчась по разбитым стеклам, хлопая себя ладонями по бокам, уже стоит Гриша, он коротко кивает нам и нервно посматривает на часы.

За двадцать минут заброшенный холл детского сада наполняется людьми. Люда Варакина, Саша Лымбин, Костя Сомов... Все здесь, никто не опоздал и все готовы играть...

Мы закуриваем, разливаем водку по пластиковым стаканчикам, пьем не чокаясь. Повторяем, становится немного теплее. На стенной доске зашуршали пожелтевшие бумажные листочки с распорядком дня и списком меню многолетней давности. Мы наблюдаем, как дрожащий силуэт женщины,то пропадая, то появляясь вновь, не спеша поднимается на второй этаж. Пора и нам проследовать за ней.

Все мы — бывшие воспитанники этого детского сада, совершившие ужасную, непростительную ошибку.

Мы были дружны, веселы и беззаботны. Ели творожную запеканку, играли в мяч, рисовали маму... Но самым любым нашим занятием было преследование некрасивой, болезненной девочки. Василиса. Тихую худенькую малышку мы никогда не принимали в свои игры. Она была замкнутой и молчаливой, отличалась плохим аппетитом и плохо справлялась с заданиями на физкультурных занятиях. Она плакала, когда мы дразнили её «зассыхой», кидались собачьими фекалиями и сваливали на нее все свои шалости. Но она никогда не жаловалась, ни родителям, ни воспитателям, что еще больше развязывало нам руки.

В тот день она робко подошла к нам перед прогулкой и попросилась поиграть с нами. Весело хохоча, мы сказали, что собираемся играть в прятки и она должна спрятаться как можно быстрее. Василиса юркнула в свой шкафчик со сменными сандальками и желтым дождевичком. Я уже не помню, кто из нас закрыл шпингалет на шкафчике с двумя красными вишенками...

Василиса кричала, просила выпустить её, а мы, четырнадцать маленьких чудовищ, звонко смеялись, как ни в чем не бывало собираясь на улицу.

Мертвую Василису нашли уже после прогулки. Её хватились на занятии, когда увидели пустующий стульчик.

Воспитательница, дежурившая в этот злополучный день, повесилась той же ночью.

С тех пор в детском саду стали твориться жуткие вещи. Без видимой причины ослепли все дети в ясельной группе, толстяк Жорик из подготовительной вывалился из окна третьего этажа, многие дети уже не просыпались после тихого часа. И только у нас все было хорошо. Было хорошо до тех пор, пока спустя год спустя у Гриши не умерла мама. Молодая, здоровая женщина в одночасье слегла от инфаркта. Еще через год покинула этот свет моя старшая сестра, бросившаяся под колеса «КАМАЗа». Каждый год, 20 февраля, смерть забирала родных и близких у кого-нибудь из бывших воспитанников старшей группы детского сада №134. Перед уходом в иной мир каждый оставлял послание, где значилось только одно предложение: «Василиса хочет поиграть с тобой».

Мы пытались противостоять Василисе. Звали священников освятить уже заброшенный на тот момент детский сад, развешивали ритуальные пучки травы от бабок-колдуний, да и просто часами стояли на коленях перед шкафчиком с двумя алыми вишенками, пытаясь вымолить прощенье.

Но Василиса не успокаивалась. Когда детский сад опустел, она взялась за близлежащие дома. Вспыхивали пожары, разносились инфекции... Бомжи и наркоманы, надеющиеся переночевать в заброшенном здании, уже оттуда не выходили. Продолжали умирать близкие нам люди, оставляя перед смертью одно и то же послание.

Первым не выдержал Степа. Он застрелил свою сестру, ходившую с ним в ту же группу, а потом пустил себе пулю в рот из отцовского охотничьего ружья.

Без вести пропала Саша, возвращаясь зимним вечером из танцевального кружка.

Андрей, бывший под следствием из-за угона машины, вскрыл себе вены самодельной заточкой.

Мы пришли к выводу, что таким образом ребята просто хотели прервать череду смертей своих родных и любимых.

Нас осталось десять человек и прошло немало лет, когда мы наконец поняли правила игры. Все было просто — нужно было играть в прятки, только водила уже Василиса. Если продержишься ночь с 20-го на 21-е, то жить тебе и твоим родным беззаботно еще ровно год. Закричишь, запаникуешь — быстро найдет тебя Василиса, вцепится в грудь, и твое сердце уже никогда не продолжит свой ход, а злобный детский хохот пронесется по гулким коридорам заброшенного детсада. Затаишься, замрешь — то, может, и минует тебя участь сия.

Мы поднимаемся по лестнице вслед за своей призрачной воспитательницей. Сейчас она войдет в группу, сядет за стол и начнет что-то рассказывать своим умершим воспитанникам.

На стульчиках сидят неестественно бледные Саша, Андрей и Степа с сестренкой. Из спальни выплывают Максим и Ольга, шурша колотым кафелем, из туалетной комнаты выходит Соня. В прошлые годы им не повезло, Василиса научилась хорошо играть в прятки...

Остальные стулья пустуют, возможно, кто-то из нас уже этой ночью займет свое место.

Мы следим за безмолвным уроком, допивая водку. Мертвые товарищи внимательно слушают свою воспитательницу, а она укоризненно посматривает на нас.

Простите нас, Валентина Сергеевна!

Занятие подходит к концу, нам пора. В полной тишине, как по команде, мы разбегаемся по этажам, стараясь найти себе подходящее укрытие.

Я лежу между рядов в актовом зале, прикрываясь пыльной коробкой из-под игрушек. Если я вернусь живой этим утром, обязательно куплю своей новорожденной дочурке такую же большую коробку самых красивых, самых разных, самых дорогих игрушек.

В тишине раздался негромкий скрип петель и хлопок дверцы маленького шкафчика.

Игра началась.

Пронзительно завыл ветер, силясь ворваться в полуразбитые окна и старые шторы актового зала зловеще взметнулись к потолку, слизывая истрепанными концами остатки потолочной побелки.

-Я-я-я-я иду-у-у-у иска-а-а-ать.

Сдавленный детский шепот пронесся по темному зданию, отражаясь от бетонных стен, проникая в самые дальние уголки проклятого детского сада, впиваясь в головы прячущихся сотнями морозных иголок.
Боюсь пошевелиться, боюсь выдать себя. Боюсь дышать и умоляю свое сердце биться не так громко. Щели в коробке позволяют рассмотреть небольшую часть зала, пол усеян осколками, щепками от детских стульчиков, тряпками, водочными бутылками и шприцами. Вдалеке изваянием стоит большая деревянная корова на колесиках - любимая игрушка моего детства.

И снова этот шепот. Он зовет меня по имени. Облупленная рыжая корова вдруг отделяется от стены и скрипя ржавыми колесами неторопливо катится между рядов. Меня выманивают, Василиса помнит даже это.
Шаги. Кто-то совсем рядом быстрым шагом направляется к небольшой сцене, из коробки мне видны только туго зашнурованные берцы. Костик ...

Тяжело дыша Сомов вскакивает на помост.
- Я больше не буду от тебя прятаться! - в пьяном голосе слышна истерика.
- Я не буду с тобой играть! Слышишь, ты, зассыха! Проклятое чучело, ты мне надоела, выйди, покажись, расскажи мне, тварь, за что ты убила моего отца! - продолжал орать сквозь рыдания мой бедный сумасшедший друг.

Невероятно долго тянуться минуты, ожидать страшной смерти своего товарища по несчастью было невыносимо.

- Дурак! - скидывая с себя коробку я мчусь к совершенно обезумевшему парню.

Костик дает последнее в своей жизни представление. Размахивая руками, он яростно обивается от кого-то невидимого, сыпя проклятьями и поднимая тучу пыли. Старые доски не выдерживают и новая жертва Василисы проваливается вниз, издав жуткий предсмертный хрип.

- Мне понравился утренник! - хихикает девичий голос у самого уха.

Я бегу, бегу, как никогда в жизни, перепрыгивая через поваленные панцирные кровати, груды хлама и ... труп Гриши. Страх парализует и отключает волю, но надо, надо бежать, может я урву хотя бы несколько драгоценных секунд и судьба предоставит мне шанс найти другое укромное место.
Покосившееся зеркало на стене взрывается миллионами мельчайших осколков, позади слышен грохот взлетающих к потолку металлических кроватей. Она уже близко.
Вот и дверь моей группы. Возле неё, неестественно выпрямившись стоит смертельно бледный Саша. Не отводя взгляд от маленькой дверцы с красными вишенками, он тянет руку куда-то за спину, а через пару секунд он уже разряжает свой табельный пистолет в шкафчик Василисы. Медленно, словно во сне, приоткрывается изрешеченная дверь и на пол вываливается окровавленное тело Люды.

- Я ... думал ... там ... Василиса. - шепчет Саша обескровленными губами и зачем-то баюкая в руках свой ИЖ-71.
Неуверенными рывками он подносит пистолет ко рту и нажимает курок. То, что вышло из затылка украсило новыми красками ветхий стенд с рисунками "наши мамы".

Аплодисменты крохотных ладошек.

Бежать я уже не могу. Обреченность навалилась на меня, не давая сдвинуться с места. Тихо поскуливая, я сползаю по стене и закрываю голову руками. Но ничего не происходит.
Кровавая лужа уже подернулась льдом, на пистолете блестит свежий иней. Видимо, я уже долго просидела здесь в беспамятстве.

Мне уже всё безразлично. Еле поднимая ноги я бесцельно бреду по детскому саду. На кухне еще чудом уцелел металл, не растасканный местной алкашней по приемным пунктам. На раздаточном столе стоит огромная кастрюля , но её содержимое не соответствует надписи "компот" на вытертом алюминиевом боку. Из посудины на меня смотрит голова Алёны. Её волосы примерзли к издырявленному днищу, а посиневший язык как-будто пытается облизать ледяную стенку.

Спиной вперед я пячусь к выходу из кухни, не сводя глаз с нового блюда в рационе Василисы. Очевидно, что я осталась одна, а Василиса не хочет просто так расставаться с последней игрушкой. Она будет сводить меня с ума, заставит увидеть всех моих изуродованных друзей, а после будет изводить ожиданием смерти. Остались ли патроны в Сашином пистолете? Если мне посчастливиться, я не доставлю злобному призраку удовольствие от своего помешательства.

Вновь поднимаясь по лестнице я уже не чувствую ни холода, ни усталости. Лишь горячее желание умереть быстро и
безболезненно занимает все мои мысли.

Вот и тела Саши и Люды, но почему-то уже полуразложившиеся, а пистолет в руке Лымбина уже покрыт слоем ржавчины. Кто-то берет меня за руку и я слышу укоризненный голос Валентины Сергеевны:

- Опаздывать нехорошо, Светочка.

Воспитательница заводит меня в группу. Ко мне обращены четырнадцать бледных лиц и на них написано нетерпение. Похлопывая ладонью по единственному свободному стульчику, приглашает присоединиться к остальным воспитанникам улыбающаяся Василиса.

Мы снова в сборе. И теперь вновь будем играть вместе. Навечно.