Я считаю, что люди должны знать, почему я это сделал. Потому-то я и снимаю это видео перед тем, как вышибить себе мозги. Впервые это случилось, когда мне было девять лет. Мы с Джонни Уэллером играли у него в саду. Светило солнце, его теплый оранжево-красный свет сиял сквозь белые доски забора как леденец сквозь белоснежные зубы. Джонни был ковбоем, а я грязным краснокожим, который украл у него лошадь. Мы бегали вокруг качелей, он смеялся, а я угрожал снять с него скальп. Когда он споткнулся, я подбежал поближе, направил свой палец к его носу и воскликнул:

- Теперь у меня твой пистолет! Бах!

Голова Джонни разорвалась ужасающим фонтаном алой крови, серых мозгов и осколков черепа, блиставших в лучах восходящего солнца. У меня опустилась рука, и я застыл на месте с открытым ртом, не в силах понять, что случилось. Кто-то закричал. Сперва я подумал, что это была мать Джонни, но когда он распахнула заднюю дверь, мне стало ясно, что кричал я. Мать Джонни рухнула на безголовое тело её сына, и её разбитое рыдание прибавилось к моим крикам ужаса.

На следующей неделе Джонни похоронили в закрытом гробу. Я уже забыл, как сияло в лучах солнца облако крови моего друга. Я уже забыл, как его мать трясла меня как куклу, умоляя рассказать, что случилось с её сыном. Я уже забыл, как шериф сказал матери Джонни, что в мальчика попала шальная пуля, что такое случается 26 раз в год. Я забыл, как мой отец тихо сказал матери, что полиция так и не нашла гильзу от патрона, который размазал улыбку Джонни по траве. Я свыкся. Я справился. Я забыл.

Но я не забыл следующий раз, когда это случилось. Я больше не играл в ковбоев и индейцев, я вообще не помню, чтобы в детстве я играл во что-то, связанное со стрельбой. Я помню, как я однажды шел по парку, и ко мне подбежала маленькая девочка с игрушечным пистолетом в руках.

- Руки вверх! – сказала она и направила на меня свое оружие.

Я улыбнулся и подчинился, уронив свой бутерброд в притворном ужасе. Я поднял руки и попросил пощады. Подобно настоящему маньяку, она прикончила меня, сказав пиф-паф своим визгливым голоском. Я послушно изобразил мертвеца, раскинувшись на скамейке. Она рассмеялась и воскликнула:

- Твоя очередь! Застрели меня!

Меня тут же охватило чувство резкого неудобства. Я подумал о цветах, алых розах, покрытых утренней росой. Она смотрела на меня с нетерпением, очевидно убеждаясь, что ей придется подействовать мне на нервы, чтобы добиться ответа. Я вяло поднял свой палец, направил его на нее и прошептал: Бах!

В этот раз закричал не я. Её мать пыталась собрать расчлененное тело своего ребенка, поднимая то руку, то ногу. Я направил палец на пупок убитой девочки. Стоило мне произнести слово, она взорвалась как воздушный шар, наполненный красной краской. У меня перед глазами предстало обезглавленное тело Джонни Уэллера, кровь, стекавшая на его полосатую рубашку. Я бросился бежать.

Я так больше не могу. Вчера я разозлился на Линду и направил палец ей в лицо, когда мы ругались. Я даже не успел ничего сказать. Я так и не смог заставить себя убрать мозги своей девушки с кухонного пола. Такое больше не должно случиться.

Мне остается только поднести свой палец к виску и сказать это слово.

По крайней мере я уйду с шумом.